Часто навещая свою прабабушку Машу, я всегда любила рассматривать старый семейный альбом. В младших классах просто перелистывала плотные страницы, не особенно вслушиваясь в ее комментарии. С годами интерес к старым фотографиям возрос – захотелось узнать больше о людях, чьи лица запечатлены на старых, пожелтевших от времени снимках.
Поэтому целью данной работы является систематизация воспоминаний моей прабабушки по линии мамы – Кондратьевой Марии Сергеевны. Она ещё не старая, очень весёлая и общительная. Но придет время – и некому будет рассказать историю ее жизни в тяжёлые годы Великой Отечественной войны. Пока эта возможность существует, необходимо всё записать, чтобы её воспоминания остались в домашнем архиве и заняли достойное место среди фронтовых фотографий и других реликвий, хранящихся в нашей семье.
Первый отрывок воспоминаний о войне подёргивает слезами добрые бабушкины глаза. «Когда война началась,- рассказывает она, – мне было 10 лет. Помню, идём с братом с рыбалки – народ толпится возле нашего дома, папа с котомкой за плечами ходит, кричит что-то, потом залез в кузов грузовика и уехал. Когда мы подошли близко, слышны были вопли соседей и громкий вой нашей мамы. Так мне запомнился день, когда в нашей деревне впервые прозвучало страшное слово «война»…
Не успел прапрадед Сергей Федотович даже толком проститься с семьёй. Оставил жену и шестерых детей, чтобы больше никогда их не увидеть.
Тяжела солдатская доля: невыносимые условия длительных переходов, недоедание, недосыпание, жара, холод и дожди – всё приходится испытывать на военной службе. А самое страшное, наверное, это близость смерти каждый день, каждую минуту. Но жизнь оставшихся в тылу была не менее тяжёлой, полной лишений и предельного напряжения сил. Это тоже был великий подвиг, каждодневный и утомительный.
«Детство в войну было очень тяжёлое: и голод, и холод… Жили в деревне, работали в колхозе … наравне со взрослыми: сено косили, овец пасли. Помню, было мне уже 12 лет, два года война шла, но от недоедания ростом я была маленькая, и сил было немного, отправили меня пасти овец, а было их голов 200, не меньше. Вот я, значит, пасу, и идёт баран – звался этот баран ранбуле (рамбулье). Идёт с такими большими рогами на меня, а я задом да задом. Споткнулась о кочку, упала, кричу: «Мама, мама!» – ногами шумлю, а он постоял, постоял и пошёл. Сейчас смешно вспоминать, а тогда такого страху натерпелась! Хотя и опасность была немалая: в войну волков расплодилось видимо-невидимо, а овец угоняли от деревни очень далеко, за несколько километров. Однажды крадётся по полю волк. А мне говорили: «Возьми две палки. Если будет волк подходить, бей палкой о палку и кричи: «Ууу-ууу!» – я так и сделала. Вот жива осталась.
Самый тяжёлый труд для меня был хлеба убирать. Мужчин не было, все ушли на фронт. Женщины косили косой, а мы за ними связывали снопы и складывали в крестцы. По ночам давали нам лошадь с телегой, мы скирдовали, а зимой обмолачивали зерновые… Сейчас ведь напрямую – косят и обмолачивают, а тогда столько труда вкладывали! Работали босиком… Если мы вяжем, стерня высокая, все руки и ноги ободраны. Ты когда-нибудь видела, как снопы вяжут? Нет? Вот рожь и пшеница были почти с мой рост. Мы берём колосок, с другим соединяем в жгут, скручиваем и кладём в снопы, связываем, а потом – в крестцы.
Скоро у меня прибавилась ещё одна забота. Дедушка мой работал почтальоном. Но ему уже было 75 лет: ходить тяжело. Он меня попросил помогать почту разносить. Село у нас растянулось на 7 километров, но молодым ногам это был не труд. Трудно было разносить похоронки. Сколько слёз я пролила! Подойду к дому, думаю: «Отдать похоронку или нет?» Постою, наберусь мужества, войду в дом. Глаза опущу и протягиваю письмо, сама за калитку тороплюсь – а позади вой женский и рыдания.
У нас почти всё село война выбила! Всех мужчин!
У мамы вот 4 сестры – и все вдовы. Всего в нашей семье погибло 6 человек …
20 августа 1942 года я, как обычно, пришла на почту за письмами. Получаю конвертик, маме адресованный, в клеточку тетрадка, небольшой он, и думаю: «Да кто ж нам такое письмо прислал?» Развернула, читаю, а строчки расплываются от слёз: «… умер Задыхин Сергей Федотович от тяжёлых ран». Не увидели мы больше нашего папу».
Прадед мой ушёл на фронт добровольцем, повестки не успел получить. О нём лишь известно, что воевал он в сапёрной роте, под Смоленском подорвался на мине и более полугода пролежал в госпитале. Там и умер, осиротив большую семью.
«Как нам досталось… В войну мы очень голодали! Как снег сойдёт, идём в поле за колосками. Из грязи выковыривали зёрнышки, что по осени обронили, чтобы хоть какую-нибудь кашицу сварить. Однажды идём с подружкой, нам лет по 11-12, не больше, идём за колосками, далеко ушли от дома, смотрим: едет на белой лошади мужчина верхом. Мы с ней легли в полынь – нам его не видать, а он нас видит. Подскакал к нам и кнутиком ремённым так отхлыстал! Взял у нас мешки, уехал обратно, и мы не набрали себе на кашицу никаких колосков, хоть бы чуть-чуть на кашицу набрать… а ведь нельзя из-под снега есть зерно: вредно это.
О-ой, не надо рассказывать всё это, тяжело-о-о… Ни обуть, ни надеть нечего. Снег сойдёт – мы лазим по огороду босиком, собираем гнилую картошку, а потом из этой гнилой картошки мать печёт оладьи. Траву всю ели: и клевер, и лебеду. И липовые лепестки, и кленовые листки все ели! Всё мы толкли, но из лебеды я есть не могла, не могла, ну о-о-очень горькая! Очень, очень! Мама кричит: «Кусай! Запивай молоком! Запивай!» А я: «Мама, не могу, не могу!» Она: «Ведь опухнешь! Кусай, кусай!» А оказывается, полезная лебеда-то. Ну, выжила я, все выжили. У нас лес был рядом. Только снег сойдёт – идём туда босиком. Медуница, потом стручки – горошек мышиный ели до тошноты! Потом щавель едим, потом ягоды пошли: клубника, земляника, малина – вот уж тут мы живём! А потом свёкла вырастет – листки едим, а свёклу мать наварит.
Страшное дело! Война – это страшное дело! За что убивают, думаю, за что?! Старики погибают, дети – невинные люди! За что?! За что?! Никак не могу успокоиться… Не видели мы детства, не видели! Я закончила три класса, когда война началась. Учительницу взяли на фронт, не знаю, вернулась ли живой, она не наша деревенская была, а откуда-то приезжая, я её по сей день добрым словом поминаю. Высокая была, красивая – Екатерина Константиновна. Как она нас учила плавать! Возьмёт меня под мышку и отпускает, отпускает, говорит: «Плыви, плыви, плыви!» Всех учителей помню, всех я их очень любила – и директора Василия Васильевича тоже. Все ушли на фронт, и никто не вернулся!» – бабушка Маша в очередной раз вытирает набежавшие слёзы. Потом вдруг улыбается: «Заслужила я счастье: дети, внуки, правнуки уже взрослые, разве я не счастливая? Вон, какая у меня семья – богато живу!»
Война, прокатившаяся с Запада на Восток сквозь многие сотни километров, не затронула бомбёжками и артиллерийским огнём дома моих земляков-пензенцев. Не осталось на наших полях глубоких воронок и окопов, поросших густой травой и превратившихся в любимые места «сражений» для послевоенной детворы; не погибали хлеборобы, случайно наткнувшись на неразорвавшиеся фашистские мины и артиллерийские снаряды.
Окопы и воронки избороздили души и сердца тех, кто покидал Пензенский край, чтобы защитить его, чтобы не допустить врага в родной дом. Около 190 тысяч пензенцев уже никогда не переступили порогов своих домов, а те, кто вернулся, принесли с собой не только боль от ран телесных, но и душевные травмы, которые никогда уже нельзя было залечить. А разве могли затянуться раны на сердце вдовы, получившей похоронку на кормильца большой семьи, матери, потерявшей всех сыновей? А как залечить душевные раны женщин, кормивших малышей лепёшками из горькой лебеды, посоленных их собственными слезами? И всё же они выстояли, выдержали на своих хрупких женских и детских плечах неподъёмную ношу тяжкой работы и невыносимых страданий.
Всё меньше ветеранов приходит 9 Мая к памятнику Победы, всё меньше женских губ шепчут имена любимых, не вернувшихся с войны, но пока живы мы – их внуки и правнуки – эти имена не будут забыты!
Публикуется впервые.
Авторы: Бобылёва А. – учащаяся, Секретова Г.Н. – учитель
(МБОУ СОШ №70, г. Пенза)
Примечание редактора: В фильме «Находки семейных архивов» фрагмент данной работы был озвучен как эпизод «Почтальонка».